Тот автор, который свое будущее произведение начинает с некоторого рода вступления у меня заслуживает доверия. Но тот автор, такой как я, которому пришло в голову, не написав еще ни строки из того, что уже задуманное, смеет извиняться за них - этому автору я могу только желать успеха, ведь его роман, сборник сочинений или иллюстрированная книга сказок останутся стоять на полке и ждать другого, менее придирчивого читателя. Вот и я, за неимением других слов, пополняю ряды стоящих на полках произведений. Возможно, мои последующие слова никогда не увидят свет и лишь пыль и сквозняк будут накапливаться на них в моём стареньком компьютере.
Я извиняюсь перед моим читателем за рассмотренную мною политическую систему и скрытую подачу однополой любви. Я не посвящаю этим темам много и не погружаю их в центр своих слов, я только постараюсь сплести их со всем сюжетом, чтоб без этой неприятной многим реальности жизни, сам текст воспринимался неполным и незаконченным.
После тех месяцев я не могу спать, есть, работать, писать и все, что ассоциируется у человека с обычной жизнью. Каждый глоток воды погружает меня в глубочайшие раздумья, которые прерывает сильный рвотный рефлекс. С едой было на порядок хуже, что вскоре привело к одиночеству. Работу пришлось оставить после того, как я потерял больше 15 килограммов и стал похож на сбежавшего из сибирского лагеря каторжника. Мой дом стал для меня темницей, где я мог прятаться от всех, кто старался окружать меня своей заботой.
История той зимы навсегда врезалась в мою память и каждый сон начинается снежной бурей 24 ноября, когда, выходя из театра после Макбет Шекспира, он спросил у меня зажигалку. Он был без шапки и ветер так причудливо взъерошил его волосы, что снег, не теряя ни секунды надежды, набился под поднятые локоны. Я засмеялся и заместь того, чтоб дать ему зажигалку, предложил погреться за чашкой чая с имбирем и лимоном в кафе через улицу.
Его зовут Джон и он студент. Он любит крепкий чёрный кофе, а не чай с имбирем, и никогда не пробовал что-то крепче пива. Его родители живут в каком-то маленьком городке вглуби континента, выращивают картофель и кукурузу, изо дня в день уставшими глазами следят как портится страна, которая дала им такую прекрастную молодость и детей.
-Старость всегда приходит тогда, когда кажется, что только начинаешь чувствовать вкус жизни, - уронил Джон, сидя напротив меня за крошечным столиком с красно-белой скатертью.
За окном невообразимые снежные порывы окружали каждого, кто смел выйти на улицу. За его спиной, как это было по расписанию каждое воскресенье, проходило собрание неких старых леди, потерявших мужей, а дети которых живут настолько далеко и являются такими занятыми, что даже время для телефонного разговора их матерям приходится уточнять заранее. С этими леди мне уже приходилось иметь дело и я ни капли не пожалел, что выслушал историю каждой, к тому же, они угощали восхитительным домашним печеньем, подобие которого в жизни не сыщещь нигде, кроме кухни такой же старушки. Кэйт Инсбрук заметила меня, засмеялась и быстро по-старчески помахала рукой мне из-за спины Джона. Я улыбнулся и вернулся к новому знакомому.
-Так чем ты занимаешься кроме просиживания штанов на ученической лавке?
-Мне трудно разобраться что мне нравится больше и чему я готов посвятить больше времени, чем символично вспоминать о том, что я умею и что у меня хорошо получается.
-Ты всегда уходишь от ответов подобным образом? Если да...
-Нет, просто мне ничем серьезно не приходилось заниматься. - перебил меня Джон.
Должен признаться с самого начала этот парень порождал во мне определенную степень таинственности, которая интересовала меня.
Я заказал еще одну чашку кофе для Джона и вернулся за стол.
-Как на счет политики? В этом ты возможно заинтересован или какой смысл все это?
Он неловко улыбнулся и почесал лоб. Отвернувшись к окну, он несколько минут сидел молча и смотрел в пустоту. Мне уже стало неловко, что я затронул эту тему и хотел было начать извиняться, но ответ последовал сам собой.
-Раздумия об этом мире - это единственное чем я живу и чему готов посвящать всего себя... Этот мир настолько зациклен на самом себе, что сводит меня с ума. - выпалил он, смотря прямо мне в глаза бешенным взглядом.
-Порою, из-за недоверия к своим идеям у меня самого опускаются руки, - начал я, -но тебе не стоит отчаиваться. Я мало знаю и практически на все имею свой нездоровый взгляд, которые ты сочтешь слишком эйфоричными.
-Я совершенно не об этом. Я говорю, что в каждой новой концепции, какой бы человеколюбивой он не была, заключаются жестокие структуры и ограничения. И тот мир, который являлся бы идеальным для меня, может быть хуже тирании для сотен других.-резко сказал он.
-Джон, но ведь каждая новая идея выводит нас на новый уровень восприятия и сознания. - спокойно добавил я, чтоб приглушить разгоравшийся пожар между нами.
-Я хочу стучать в каждую дверь этого миллионного города, чтоб все почувствовали ту боль, когда мы уничтожаем себя и все, что есть вокруг. Я хочу каждому сделать подарок в виде изменений и свободы, абсолютной безганичной свободы. Хочу каждому сказать, что мир любит их и все изменения вокруг только для них.
Разговор подобного рода мне всегда казался немного нездоровым и не имеющим смысла. Подобные слова я могу лишь читать с листа бумаги под музыку оркестра, для развлечения и упражнения мозга. Но тут было что-то еще.
-Спроси у себя, почему мы настолько несправедливы, что сидя здесь в тепле и не боясь за свою жизнь, мы позволяем в эту же секунду мучаться от жажды и голода, миллионам других людей?-неожиданно унылым тоном проговорил Джон.
-Это издержки построенной нами системы, когда для благополучия одних, другие оказываются выброшенными за борт работниками и нищими.
-О, мой дорогой друг, мне тоже нравилось бы сидеть здесь и говорить о неспаведливости системы, но что если бы ты был там? Прямо сейчас, ты - нищий в Руанде или Либерии. Прямо сейчас за твоей спиной лачуга, где ты покинул умирающую жену и дочь, потому, что у тебя нет ни копейки, чтоб их прокормить. У тебя только один выход - идти к морю в надежде найти более оплачиваемую работу и начать новую жизнь с вечными кошмарами о том, что ты не сделал. Как бы ты жил после и что бы ты думал о системе, которая даже не знает кто ты и чем ты занят до тех пор, пока ты не станешь террористом напичканным бомбами и не входишь в поезд метро где-то в Лондоне или Вашингтоне. Что бы ты сказал сейчас?
Я сидел и смотрел в его блестящие карие глаза. Вдруг, мне показалось, что я знаю этого человека целую жизнь, но никак не мог вспомнить почему я забыл его. В моей голове носился целый рой мыслей о системе, о снежной метели на улице и о нем. Но никакой нити связывающе все это в звено я не мог найти. Мне казалось это волшебством и бредовой затеей одновременно. Но почему-то, я чувствовал себя спокойно и решил продолжить разговор:
-Я не знаю, Джон. Это слишком далеко от реальности, чтоб я мог чувствовать. Пойми меня правильно, мне искренне жалко, что история привела нас к таким несправедливым будням, но танец человечества еще в самом разгаре и кто знает, кому выпадет судьба делать последний пируэт. Возможно и тебе.
-Тебе стоит найти вдохновение двигаться дальше, друг, - сказал он не в тему. Мне показалось удивительным, что с самого начала он стал называть меня другом. -отпустив все устаревшее и тянущее ко дну. Тебе стоит чаще смотреть на звездное небо, чтоб видеть его часть в каждом человеке. Тебе стоит постараться получать удовольствие от каждой минуты, а не думать о болезненном блеске в моих глазах. Тебе нужно научиться доверять себе, как основе жини, а не физической части. Каждому предстоит научиться настоящей любви, чтоб двигаться вперед. Чтоб наше сознание не закостенело опять и не превратило наш мир в систему с требованиями, где каждый из нас, потеряв работу, становиться неимущим и теряет поддержку. Нам стоит учиться жить в мире, где сильные помогают слабым подняться, а не добивают и делают рабами. Нам стоит ...
В помещении резко пропал свет. Джон замолчал. Посетители кафе, в основном женщины, вскрикнули. Я усмехнулся и сказал Джону, что сейчас наш мир действительно погрузился во тьму. Света не было видно нигде, даже за окном, казалось, сплощная стена из снега.
-Это из-за метели, где-то повредилась линия эл.... -Джон прервал меня прикосновением к моей руке нас столе. Я начал всматриваться в темноту, где должен был находиться он, но не различил даже силуэт. - линия электро перед... -продолжил я, но он поцеловал меня, переклонившись скорее всего через стол. Что-то незнакомое передалось ко мне, через его прикосновение. Я почувствовал его безгарничную силу. Мне показалось, что это был совсем не человек, а некоторое существо, способное осознать весь мир и каждого. Будто он мог руководить всем этим танцем и мной. Будто мы - это его танчующие куклы...
Я сидел молча, потирая руку, к которой прикоснулся Джон. Обдумывать было нечего и я был готов идти с ним туда, где он почувствует заботу и сопереживание. Я был готов следовать за ним бесконечно, пока моя старость не остановит меня у берега, где я буду жить со своими кошмарами.
Когда неожиданно включили свет, Джона уже не было. Меня окружила пустота и я остался сидеть неподвижно. Кафе опять наполнилось приятными запахами еды и горячих напитков, посетители вернулись к разговорам.
Прошло не больше двух месяцев, каждый день из которых я думал о том, что случилось в тот вечер. Я не смог догадаться почему я встретил его и зачем он говорил со мной. Я понял, что он так боялся себя и своих мыслей, что предпочитал скрываться. Его трезвая оценка тяготила его сердце, а его непонятная для меня сила, двигала его вперед. Он был необычным человеком и самым неразгаданным для меня. Порою, я просиживал вечер и желал встретиться с ним еще раз, чтоб сказать ему, что я готов любить иначе этот мир, каждый день изменять этот мир для него. Мне хотелось, чтоб он знал, что я начал чувствовать свободу, как свобода моря.
Когда мне предложили сьездить на конференцию Цюрих я согласился, чтоб развеяться от окружающей меня тайны и загадок. Там, при выходе из конференц зала, я увидел его, Джона, улыбающегося мне на встречу. Я сделал шаг к нему и почувствовал резкую боль в затылке. Я поднял голову к нему. Он стоял, сложа на груди руки и улыбался. Его глубокие глаза блестели так же как в тот вчер, когда он рассказывал мне о мире. Сделав еще один шаг у меня потемнело в глазах. Нестерпимая боль раскинулась по всей голове, что-то липкое измазало губы. Я поднял руку и провел по губам, присмотревшись к пальцам я понял, что это кровь. Сделав еще один шаг я упал на пол. Последнее что я помню - это улыбка Джона, наклонившегося, чтоб поцеловать меня в последний раз...
Мне трудно продолжать рассказывать историю тех дней, ведь пишу её не я, а медецинская сестра Мэрил у моей койки в отделении интенсивной терапии. Теперь у меня нет рвоты, после принятой порции еды потому, что кормят меня через вставленную в рот трубку. Дышать мне стало легче, ведь возле меня всегда стоит аппарат, который ритмично качает воздух в лёгкие. Со времени моей первой стречи с Джоном прошло более полугода, но я так и не понял кем был мой друг, который подарил мне столько света, сколько не смогла вместить моя голова, и столько тьмы, что я не смогу из неё выбраться. После меня останеться немного, ведь я стал почти таким же человеком, выкинутым за рамки системной машины. Но переданные мною слова, произведут впечатление на тех, кто возьмет в руки бумагу, где в начале сочинения, автор извиняется.
Эпилог.
Идите вперед, дорогие друзья. Пусть ваще существо выводит вас из жестоких рамок и ограничений чужеродной системы. Идите каждый своей дорогой, которую вам подскажет ваше вдохновение - ведь оно - это частичка звездного неба. Пусть ваши дни не будут наполненны печалью и сожалением, не жалейте себя и не наслаждайтесь болью. Пусть реальность не теряется за нашими книгами и учниями. Идите, и нравственность и красота выведут вас на вершину.
